Страшная зараза — оспа, перекочевала в Россию из Европы. Сначала она свирепствовала в центральных районах страны, но постепенно проникла дальше — на восток, угрожая существованию народностей Сибири. Эпидемия стала грозить русскому государству всеобщей трагедией.

В 1610 году оспа опустошала целые районы Нарымского ведомства, в 1631 — косила остяков и самоедов по Енисею, в 1651 году этой беде подверглись якуты на Лене. В некоторых районах выживала только четверть населения и те с паническим страхом убегали из селений и скрывались в глухой тайге. С 1691 до 1693 года болезнь безжалостно уничтожала чукотские стойбища, а «…приколымских чукчей почти не осталось».

В Калмыцких степях оспа кочевала от одного улуса к другому, а потом вдруг неожиданно охватывала все разом. Ужас сковывал суеверных степных людей, когда они обнаруживали признаки оспы у своих близких. Обезумевшие от страха мужчины бросали кибитки с семьями на произвол судьбы, а сами со своим скотом уходили далеко в степи. Никакие родственные чувства не могли удержать их перед страхом страшной заразы.

С нашествием оспы население Сибири резко сократилось, а некоторые небольшие народности вымерли целиком. Правительство стало понимать, что в первую очередь нужны какие-то профилактические меры для борьбы с этой эпидемией.

В 1640 году вышло первое правительственное распоряжение о строжайших правилах по обращению с павшими животными: «…А которыя люди того Государева указа не послушают… и со всякия падежныя животины учнут кожи снимать, или которыя падежных лошадей… в землю копать не учнут… тех людей, по Государеву указу, велено бить кнутом без всякия пощады».

В Москве и Петербурге стало развиваться «…дело медицинской полиции», усилился санитарный надзор и был обнародован очередной указ: «…Где у кого учинится во дворе болезнь с язвами… всем о том велено извещать Государю… чтоб их государство здоровое сберечь и беды на Московское Государство не повесить…».

А в 1727 году в Петербурге в связи с эпидемией оспы последовало строгое распоряжение о прекращении доступа населения на Васильевский остров, где находилась в то время резиденция четырнадцатилетнего царя Петра Второго. Но строгие запреты были напрасны. Ближайший фаворит — князь С.Г. Голицын принёс заразу к царю от двух своих больных дочек и «…Понеже по воле Всемогущего Бога, Державнейший Великий Государь, Пётр Вторый Император и Самодержец Всероссийский, болезнуя оспою Генваря 7 дня от времяннаго в вечное блаженство того ж Генваря 18 числа в 1-м часу по полуночи отыде…», так извещалось в объявлении Верховного Тайного Совета от 4 февраля 1730 года о смерти Петра Второго.

В память о его кончине была выбита серебряная медаль диаметром 45 мм с изображением на лицевой стороне профильного портрета усопшего, а на оборотной — семи кипарисов, все надписи на латинском языке.

Ровно через одиннадцать лет, в царствование дочери Петра I Елизаветы, в 1741 году в Петербурге снова вспыхнула эпидемия оспы. Печальная участь племянника побудила императрицу оградить себя от повторения этой ужасной напасти. Она издала указ «О воспрещении проезда ко дворцу лицам, у которых в домах окажется оспа…». Елизавета понимала, что обычные меры ограничения не дают гарантии от дальнейшего распространения заразы. Изоляция больных — более надёжное средство. Но всё-таки меры не принимались. И, более того, даже на предложение известного греческого врача Дмитрия Монолаки приехать в Петербург и лично ей, Елизавете, сделать «инокуляцию» оспы, она ответила отказом из-за нерешительности своего характера.

И только с приходом к власти императрицы Екатерины II последовал 19 декабря 1762 года указ «Об учреждении особых домов… для одержимых прилипчивыми болезнями и об определении для сего докторов и лекарей…». Дома эти должны были находиться, как правило, за пределами города. Так появился первый «Оспяный дом» при Московском воспитательном заведении. Затем в 1763 году такой же учредят в Сибири — в Тобольске, лекарства для которого «…разрешено было брать из казённой аптеки». Наряду с этим, согласно последним указам, было запрещено больным или имеющим больных в доме посещать церкви, приглашать знакомых на похороны, вносить покойника в кладбищенскую церковь, а кладбищенские священники вообще изолировались от остальной иерархии священнослужителей. Но этого было недостаточно для борьбы с эпидемиями оспы. Нужны были более решительные меры.

На заседании Комиссии по Уложению 11 декабря 1767 года депутат доктор Аш указывал на успехи Западной Европы, особенно Англии, в борьбе с этой заразой. Убеждая в благополучных исходах «инокуляции», он приводил наглядные примеры успешного привития оспы в прибалтийских районах Российской империи: «…Здесь (на заседании комиссии) находятся светлейшая принцесса Гольштейн-Бек и сиятельная графиня Чернышёва, из коих первой в Ревеле, а другой в Лондоне прививали оспу с совершенною удачею, о чём оне ныне и не сожалеют…». Он уверял, «…что вернейшим средством для предохранения русского населения от оспенных эпидемий следует признать искусственное заражение этою болезнью».

Но как убедить простой народ России? Ведь ходили невероятные слухи о том, что «…у многих англичан, коим учинено оспенное привитие, выросли коровьи рога». Как реально решить проблему внедрения оспопрививания в низшие слои населения периферии, если столичное высшее общество считало это шарлатанством? Императрица понимала, что нужен убедительный, наглядный пример для всех. И тогда она решила показательно привить оспу себе и своему наследнику — сыну Павлу. Вот что она писала королю Фридриху II, который тоже был противником этой процедуры: «С детства меня приучали к ужасу перед оспою, в возрасте более зрелом мне стоило больших усилий уменьшить этот ужас, в каждом ничтожном болезненном припадке я уже видела оспу… Я была так поражена гнусностью подобного положения, что считала слабостию не выйти из него. Мне советовали привить оспу сыну. Я отвечала, что было бы позорно не начать с самой себя, и как вести оспопрививание, не подавши примера? Я стала изучать предмет, решившись избрать сторону, наименее опасную — оставаться всю жизнь в действительной опасности с тысячами людей или предпочесть меньшую опасность очень непродолжительную и спасти множество народа? Я думала, что избирая последнее, я избрала самое верное».

Через английского посла она пригласила в Россию инокулятора лейб-гвардии лекаря Димсделя. 12 октября 1768 года он взял лимфу у болевшего в Коломне мальчика Саши Маркова, смочил ею нитку, которую протянул под кожею на руке Екатерины II — в этом и заключалась вся операция оспопрививания. Саше Маркову за лимфу было пожаловано дворянство и новая фамилия — Оспенный.

Этот наглядный пример с привитием оспы самой российской императрице послужил резким толчком к дальнейшему внедрению оспопрививания в России. Сразу же был учреждён петербургский оспенный дом под названием Вульфоваго, императрица обнародовала торжественный манифест, в котором призывала народ не страшиться прививок, действие которых испытала на себе. Начали посылаться во все концы России врачи, лекари и вновь обученные прививальщики. Для более успешного развития этого дела были отчеканены различные по величине и металлу медали с надписью «За прививание оспы».

Все эти медали — золотые, серебряные и бронзовые — диаметром 36 и 62 мм одинаковы по исполнению, на лицевой стороне их изображение императрицы Екатерины II в короне с надписью вокруг портрета: «Б. М. ЕКАТЕРИНА II ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖ. ВСЕРОСС». А на реверсе — изображение богини Гигиеи, укрывающей своей мантией столпившихся возле неё семерых голых ребятишек; вверху (по кругу) надпись: «ЗА ПРИВИВАНИЕ ОСПЫ». Обе стороны штемпелей резал талантливый крепостной русский мастер-самоучка Тимофей Иванов.

Эти медали были введены Вольным Экономическим обществом, которое было учреждено в 1765 году «…в целях распространения в государстве полезных для земледелия и промышленности сведений» и являлось одним из первых подобного рода обществ в мире. Возглавлял его фаворит Екатерины II Григорий Орлов.

В память привития оспы самой императрице, а больше для рекламы оспопрививания по указанию Сената от 14 мая 1772 года была отчеканена мемориальная медаль, на лицевой стороне её погрудное изображение Екатерины II, а на оборотной — храма Эскулапа, перед которым лежит поверженный дракон. На переднем плане представлена во весь рост вышедшая из храма с детьми императрица, показывающая России рубцы от привития оспы на правой руке; слева от неё — чуть приотставший наследник Павел. Над всей этой композицией дуговая надпись: «Собою показала пример», под обрезом, внизу — «октября 12 дня 1768».

Позднее, в 1805 году, по указанию императора Александра I была выбита персональная наградная медаль мулле Аджиеву за содействие по распространению прививания оспы в Астраханской губернии. На лицевой стороне, под лучезарным вензелем «А—I», увенчанным императорской короной, пятистрочная надпись на русском языке: «За полезное — мулле Асан — Даутъ Аджиеву — 1805 г.»; на оборотной — арабская вязь, рассказывающая о его стараниях.

Ещё позднее — при Николае I, 16 февраля 1826 года были отчеканены наградные медали «За прививание оспы» с ушком для ношения на левой стороне груди на зелёной ленте.

Эти медали подразделяются на шесть типов:

Золотая, диаметром 40 мм, без указания медальера.

Золотая, диаметром 40 мм, с надписью «А. П. Лялин».

Золотая, диаметром 40 мм, с надписью «Коп. В. Б.».

Золотая, диаметром 28 мм, без указания медальера.

Серебряная, диаметром 40 мм, без указания медальера.

Серебряная, диаметром 28 мм, с надписью Р. (резал) А. Лялин.

Золотые медали предназначались для награждения священников и чиновников, прививавших оспу. Серебряные — для прививальщиков-простолюдинов.

Несколько позднее были отчеканены ещё два вида серебряных медалей диаметром 28 и 40 мм с надписями на финском языке. Они служили для поощрения прививальщиков оспы на территории Финляндии.

Медали XIX века тоже присуждались Вольным Экономическим обществом. Выполнены они медальерами А. Клепиковым и А. Лялиным.

Согласно статье 727 «Свода Законов Российской Империи за 1910 год» указывается, что «…Прививатели предохранительной оспы вообще, гражданского и прочего ведомств, награждаются золотыми и серебряными медалями по уставу Врачебному».

На фото показана медаль, выполненная Александром Лялиным — учеником знаменитого медальера Фёдора Толстого, сработавшего целую серию памятных медалей на различные сюжеты Отечественной войны 1812 года, представляющих собой образцы высшего достижения русского медальерного искусства.